Разменяв пятый десяток, босс чикагской мафии, Большой Джим Колоссимо, влюбился по уши, как последний дурак. Неожиданно для себя, а особенно для своих друзей и коллег, он открыл свое сердце для любви. Верные ему люди хмурили брови за его спиной. Для них любовь представлялась как болезнь и являлась самой худшей из всех постыдных слабостей. Предметом его обожания и безумной любви явилась одна певица, с которой его познакомил журналист Жак Ле в 1917 году. В этот вечер Джим Колоссимо разволновался так, что его длинные усы затрепетали. Девятнадцатилетняя, весьма привлекательная Дэйл Уинтер благодаря заботливому воспитанию, природному таланту, высокому и чистому голосу выделялась из всего хорового ансамбля методисткой церкви на Саут-Парк-авеню. Большой Джим Колоссимо пригласил ее выступать в своем “Кафе Колоссимо”.

Тогда разразился скандал. Методисты осудили поступок этой овечки, сбившейся с пути истинного и идущей к своей гибели. Ее выгнали из хора. Это как раз и нужно было Колоссимо, который к тому времени уже успел превратиться из безжалостного гангстера в безобидного ягненка. Выполняя все ее капризы, он пригласил послушать ее великого Энрико Карузо и короля Бродвея самого Флореса Зигфилда. Оба искренне подтвердили, что у Дэйл исключительный талант. Ей предлагали невероятные контракты, но она предпочла обустроить свою личную жизнь, нежели сделать карьеру.

Они обожали друг друга. Колосимо размяк окончательно. Начал вести себя более, чем странно. Дошло дело до того, что он готов был щеголять в жокейских брюках по улицам Чикаго, только потому, что она обожала верховую езду. В добавок ко всему он стал сентиментальным и бросил однажды такую фразу, что ни на шутку перепугал своих близких. “Я словно заново родился, начал понимать, что значит жить, понял, куда я иду”.